В 2009 году исполняется 260 лет со дня рождения суперфигура германской культуры - великого немецкого поэта Иоаганна Вольфганга фон Гёте - философа, которого представители христианства и ислама одинаково склонны причислять к своим сообществам.

И, если об отношении поэта к христианству более-менее понятно, то мало, кто знает, что очарованный стихами и смыслом Корана, Гёте вводит в свои произведения отрывки из его сур и часто ссылается на ислам в своих письмах: "Здесь никто никому не может помочь советом; здесь каждый решает за себя. Мы все живем в Исламе, какую бы форму мы ни избрали для того, чтобы ободрить себя" (из письма к Шопенгауэру во время эпидемии холеры в 1831 году).

Между тем, именно Гёте предпринимает попытку объединить эти две цивилизации, две ментальности - западную и восточную, христианскую и исламскую и пишет свой знаменитый сборник "Западно-Восточный диван", который открывает приглашением к западному читателю совершить вместе с ним путешествие на Восток:

Север, Запад, Юг в развале,
Пали троны, царства пали.
На Восток отправься дальний
Воздух пить патриархальный,
В край вина, любви и песни,
К новой жизни там воскресни.

Там, наставленный Пророком,
Возвратись душой к истокам,
В мир, где ясным, мудрым слогом
Смертный вел беседу с богом,
Обретал без мук, без боли
Свет небес в земном глаголе.

В мир, где предкам уваженье,
Где чужое — в небреженье,
Где просторно вере правой,
Тесно мудрости лукавой
И где слово вечно ново,
Ибо устным было слово.

Пастухом броди с отарой,
Освежайся под чинарой,
Караван води песками
С кофе, мускусом, шелками,
По безводью да по зною
Непроезжей стороною.

Где тропа тесней, отвесней,
Разгони тревогу песней,
Грянь с верблюда, что есть мочи
Стих Хафиза в пропасть ночи,
Чтобы звёзды задрожали,
Чтоб разбойники бежали.

На пиру и в бане снова
Ты Хафиза пой святого,
Угадав за покрывалом
Рот, алеющий кораллом,
И склоняя к неге страстной
Сердце гурии прекрасной.

Прочь завистник, прочь хулитель,
Ибо здесь певца обитель,
Ибо эта песнь живая
Возлетит к преддверьям рая,
Там тихонько постучится
И к бессмертью приобщится.

И. Гёте "Хиджра"
из Западно-Восточного Дивана,
Книга Певца. Могани-наме

Мне и в мысли не входило,
Самарканд ли, Бухару -
Не отдать, отдать ли милой
Этот вздор и мишуру.

А уж царь иль шах тем паче -
Разве дарит землю он?
Он мудрее, он богаче,
Но в любви не умудрён.

Щедрым быть - тут дело тонко,
Город дарят неспроста:
Тут нужна моя девчонка
И моя же нищета.

И. Гёте
из Западно-Восточного Дивана,
Книга Зулейки. Зулейка-наме

В 1827 году, в письме к своему другу Эккерману, Гёте пишет: "Если мы, немцы, не выглядываем за узкие пределы того, что нас окружает, мы легко впадаем в педантическое самомнение. Поэтому я охотно знакомлюсь с тем, что создали другие народы, и советую каждому делать то же самое. Национальная литература сейчас мало что значит, на очереди эпоха мировой литературы, и каждый должен теперь содействовать её скорейшему наступлению".

До сих пор, не без ярких образов, сотканных Гёте, просвящённые европейцы знакомы с прелестью Востока и богатством восточных базаров:

... Люблю и шум на дружном пире,
И тихий дом без суеты,
Но дух мой радостней и шире,
Когда с тобой мои мечты.

Тебе империи гигантской
Тимур бы власть и силу дал,
И груды бирюзы гирканской,
И гордый бадахшанский лал,

И мёд хранящие в избытке,
Сухие фрукты Бухары,
И песен Самарканда свитки
Ты принимала б как дары...

И. Гёте
из Западно-Восточного Дивана,
Книга Зулейки. Зулейка-наме

В ответ, представители восточного мира, назвали Гёте - "человеком, победившим свой нафс", т.е. поднявшимся над своими страстями и чувствами.

Ещё не зная об этом, другой немецкий поэт Генрих Гейне написал: «В Гете мы находим во всей полноте ту гармонию внешности и духа, которая замечается во всех необыкновенных людях. Его внешний вид был так же значителен, как и слова его творений; образ его был исполнен гармонии, ясен, благороден, и на нем можно было изучать греческое искусство, как на античной скульптуре. Этот гордый стан никогда не сгибался в смирении червя: эти глаза не взирали грешно-боязливо, набожно или с елейным умилением: они были спокойны, как у какого-то божества. Взгляд Гете оставался таким же божественным в глубокой старости, каким он был в юности. Время покрыло снегом его голову, но не могло согнуть ее. Он носил ее все так же гордо и высоко, и, когда говорил, он словно рос, а когда простирал руки, то, казалось, будто он может указывать звездам их пути на небе".

Что там? Что за ветер странный?
Не Восток ли шлёт посланье,
Чтобы свежестью нежданной
Исцелить моё страданье?

Вот играет над лужайкой,
Носит пыль, колышет ветки,
Насекомых лёгкой стайкой
Гонит к розовой беседке.

Дышит влагою прибрежий,
Холодит приятно щёки,
Виноград целует свежий
На холмистом солнцепёке.

И. Гёте
из Западно-Восточного Дивана,
Книга Зулейки. Зулейка-наме